Анатолий Шалин - Бунт марионеток [Сборник]
Фокин, видимо, почувствовал состояние своего гостя и, взмахом руки уничтожив страшное видение, успокоительно заметил:
— Со своим предупреждением вы, голубчик, опаздывали, как минимум, часа на два. И я, дабы не подвергать опасностям, отправил вас, голубчик Юрий Алексеевич, в небольшую экскурсию по нашей родной галактике. Надеюсь, вы на меня за это не обижаетесь? Ну, а с этими… Отчего же не доставить смертным удовольствие? Жаждут со мной разделаться? Ваш покорный слуга! Хотите пострелять в физиономию Фокина? Что ж, стреляйте, если это доставляет вам такое животное наслаждение… М-да… А вашего двойника-биоробота ребятишки ухлопали, надо полагать, уже в азарте, так сказать, за компанию с негодяем Фокиным… Конечно, зрелище было не для слабонервных. Да вы, голубчик, не дергайтесь. Спокойно. Все позади. Кстати, местонахождение моего кабинета на Адрии никому из людей неизвестно. Кабинет вроде бы кочует по Институту. На этот раз они пришли в него по вашему следу.
— По следу? — Юрий вопросительно посмотрел на Фокина.
— Да. Ваш путь по корпусам Института в тот раз кем-то фиксировался.
«Фиксировался? Нет, что-то тут не то… Где-то осечка… Где? Какая-то неясная, расплывчатая мысль не давала Юрию сосредоточиться на происходящем. — Что-то творилось вокруг… Какая-то логическая неувязка проскользнула в рассуждениях Фокина. В прошлый раз Фокин говорил, что читает… нет, не читает, а знает самые важные мысли тех, кто его интересует… Кто интересует… Знает… Значит, ему известны и мотивы покушения. Известна и история моего побега из особняка заговорщиков, подозрительного побега, слишком легко осуществленного. А что если и сейчас по моему следу идут… Идут за ним, за настоящим Фокиным… Что если маскарад, который Андрей Кузьмич организовал двумя часами ранее в своем кабинете, не удался? Моя экскурсия по галактике — всего лишь попытка сбить преследователей с моего следа, который ведет сюда, к Фокину. А если эта уловка не удалась? Если меня вновь вычислили в пространстве? Это означает, во-первых, что меня использовали как приманку для Фокина, использовали его интерес ко мне… А во-вторых, это означает, что уже сейчас, возможно, через секунду, через минуту!..»
Юрий заметно побледнел.
Фокин уловил смятение своего гостя, с любопытством посмотрел на Юрия, и в следующее же мгновение лицо его покраснело. Вид у Фокина при этом стал несколько растерянным, удивленным и почти обескураженным. Юрий подумал, что так, наверное, выглядит со стороны опытный игрок в шахматы, неожиданно получивший мат в три хода от партнера, которого он, мастер, считал пижоном, слабачком.
— Однако… — проворчал Фокин. — Вы молодец, Юрий Алексеевич, о такой комбинации даже я не подумал. Да, недооценка противников — худший грех. Конечно, все эти их попытки, все это ерунда, но лишний раз травмировать вашу психику не будем.
— Что вы имеете в виду?
— А вот это самое, — Фокин кивнул в сторону двери кабинета и сухо усмехнулся.
Раздался тихий треск — и прямо из воздуха сгустилась и выкристаллизовалась полуметровой толщины, точно отлитая из голубоватого прозрачного стекла, стена.
Юрий даже не успел удивиться появлению этой неожиданной преграды, как сама дверь с треском и грохотом распахнулась, и в кабинет профессора Фокина влетела типичная, если судить по величине и конструкции, противотанковая граната.
Юрий инстинктивно втянул голову в плечи и зажмурился, мысленно уже оплакивая свою кончину.
И следующее мгновение, казалось, растянулось на целую вечность. Граната с глухим шмякающим звуком, какой бывает обычно при падении крупного булыжника в густую болотную жижу, вошла в прозрачную стену, какие-то микросекунды зависала в ней. Затем в корпусе гранаты что-то бухнуло и даже через плотно сомкнутые веки Юрий различил огненную вспышку, а в следующий миг от гранаты уже не осталось и следа.
В кабинет же с воплями ворвались, сыпля направо и налево очередями из автоматов, шестеро здоровых, бойких молодцов. Среди этой банды трое парней Юрию уже были знакомы, он узнал черноволосого Эдуарда, своего старого приятеля Василия и бородатого.
Василий сжимал в руках импульсный генератор и, надо полагать, намеревался в ближайшие секунды пустить его в дело и разнести все вокруг. Эдуард остервенело лупил в защитную голубую стену очередями из автомата, пули с чмоканьем вязли в толще защитного поля и сгорали с характерными голубыми вспышками. Бородатый же, похоже, командовавший налетом, размахивал лазерным пистолетом и что-то кричал, однако криков его почти оглушенный и ошарашенный всем происходящим Юрий разобрать не мог.
Среди всей этой неразберихи и дикой кутерьмы — стрельбы, вспышек, грохота, криков — спокойствие и даже определенное добродушие сохранил один Фокин. Вдоволь налюбовавшись на беснующихся перед стеной защитного поля молодчиков, Андрей Кузьмич небрежно, но вместе с тем и очень весомо, хлопнул ладонью по стопке чистой белой бумаги на своем рабочем столе и очень внятно, не повышая голоса, произнес:
— Тихо! Всем успокоиться! Бросить оружие! Побаловались — и хватит.
И вновь взгляд Фокина налился тяжестью, нечеловеческой силой и заставил нападавших оцепенеть.
Наступила тишина, судорожная, напряженная тишина. И в этой тишине Юрий увидел, как из повисших, точно плети, беспомощных, парализованных рук Василия выскользнул и с грохотом упал на паркетный пол комнаты импульсный генератор. Бородатый выронил лазерный пистолет, а Эдуард. и трое других парней — автоматы.
Фокин очень неодобрительно поморщился, исподлобья, скосив глаза, посмотрел на оружие, раскиданное по полу, перевел взгляд на лица нападавших, укоризненно покачал головой и резко щелкнул пальцами правой руки.
И Юрий, уже давно устав чему-либо удивляться, с большим облегчением увидел, как импульсный генератор, автоматы, лучевое оружие и прочие душегубские инструменты нападавших покрылись сероватым дымчатым налетом и медленно стали расплываться, таять, терять очертания и наконец исчезли без следа.
Фокин же поманил к себе пальцем остолбеневшего от ужаса бородатого и, когда тот, явно против своей воли, на удивление легко прошел через защитное поле и деревянной походкой приблизился к столу, спросил:
— И чего вам неймется? Всего вроде достаточно, интереснейшая работа, все условия для творчества… Чего еще?
— Вы лишили нас инициативы… — судорожно выдохнул бородатый. — Вы сделали из нас марионеток!
Фокин расхохотался:
— Кто из кого марионеток сделал — это еще надо посмотреть! Нет, каково! Я их, можно сказать, ублажаю, исполняю их желания. Да, да! Желания вот этих самых пакостников! А они в ответ на доброту, на заботу… Марионетки! Что ж, бунт марионеток — это уж совсем нечто несуразное… Говорите определеннее! Что вас всех не устраивает в моих планах?
— Это ваши планы! А каждый человек мечтает сам планировать и свою жизнь, и свою судьбу! Вы лишили нас этого! — сказал бородатый. Он с ненавистью смотрел в глаза Фокина, с вызовом расправив плечи и выпрямившись, задрав голову и выпятив подбородок, и только легкая дрожь пальцев рук выдавала волнение и страх бородатого.
— Судьба — это судьба. Планировать ее трудно! — с улыбкой возразил Фокин. — Я вижу, вы, голубчик, даже не понимаете того, о чем говорите. Сами себе противоречите. Требуете, чтобы каждый сам планировал свою жизнь, а сами только что пытались поломать жизни других людей! Или для них вы не оставляете права планировать свои судьбы? С логикой у вас, голубчик, явно не все в порядке.
— Вы болтун и демагог! — крикнул бородатый, видимо, решив, что терять ему уже нечего.
— Успокойтесь, голубчик, — невозмутимо продолжил Фокин. — Кем бы я ни был, это не меняет сути вопроса. А поскольку я все же, так сказать, специалист по исполнению желаний, то и это ваше дурацкое желание я исполню. Вы мечтаете сами планировать свою жизнь и свою судьбу. Что ж, планируйте! Попытайтесь найти такое решение, когда ничьи другие судьбы и жизни вами задеты, изменены или раздавлены не будут. Найдете удачный для себя вариант, ваше счастье! Не найдете, что ж, придется мне и на этот раз самому распорядиться вашей судьбой! На размышление даю десять минут! Думайте!
Бородатый зашатался и по знаку Фокина отступил к стене. Фокин же поманил к себе пальцем Эдуарда:
— А вы, молодой человек, что скажете в свое оправдание?
Эдуард перед Фокиным, в отличие от бородатого, ерепениться не стал. Чувствовалось, что роль Джордано Бруно явно не для него.
Юрий вспомнил пламенные речи Эдуарда перед заговорщиками и с трудом поверил, что перед ним тот же человек, что еще сегодня утром призывал к крайним мерам, источал агрессивность и ненависть. От смелого оратора не осталось и тени, перед профессором Фокиным стояло жалкое, трясущееся от страха и, кажется, уже вполне обезумевшее существо.
